- Молодой человек. - чья то мохнатая рука колхозного люмпен-кроя сжала меня за плечо, выделяя из человеческого потока, стоически прущего вперед по своим делам, несмотря на похмельный синдром и здоровый сон.
“Ну вот, блядь, приехали-поехали" подумал я и плавно обернулся. Передо мной торчал обладатель руки вместе с лысой, условно круглой головой абсолютно неправильной формы, напоминающей валун со множеством неровностей и засечек и маленькими глазами дикого пит-буля, короткой и толстой бычей шеей, которая начинается в плечах и влипая в голову тут же заканчивается, и крепким телом, агрессивно прокачанным в одной из воняющих потом и смегмой качалок, на заре горбачевской перестройки. В свою очередь, продолжая внимательно изучать меня, питбуль достал из нагрудного кармана красную ксиву, свидетельствующую о том, что он, пидор среднего рода – Миронов Сергей Николаевич, служит на благо родины в уголовном розыске. Три на четыре, вклеенная тут же была уменьшенной копией питбуля: такой же лысой и такой же свирепой. Черно-белый хищник смотрел на меня, как на говно, а я почему то подумал, что Миронов недавно преставился и в тело токовым разрядом выделилась абсолютно бесполезная доза адреналина. Бесполезная, потому что единственное место не забитое людской пробкой и пригодное для отхода был проход в комнату, в которую мне предстояло попасть в любом случае.
- Колющие, режущие, наркотические? – рыкнул пес.
- Нету, - вяло соврал я и машинально полез за паспортом, упреждая мыслительные потуги качка, пытавшегося не перепутать последовательность процедуры, о чем тут же пожалел, ибо законопослушные граждане только из вечерних сериалов имеют представление о том, почему их могут задержать и зачем милиции нужны их документы.
Теперь пришла моя очередь смотреть на него как на говно, со страниц своих документов. А смотрел я на него, как и указано серией моего паспорта – как СС. Оберштандартенфюрер смотрел на Миронова суровым, но беззаботным взглядом, как на недоразумение, которое говном считать нельзя никак. Говно по крайней мере существует.
- Пройдемте, - сказал опер и учтиво встал у меня за спиной.
Длинного тролля, принявшего меня в прошлый раз и вытащившего из моего нагрудного кармана суровое палево, нигде не было видно, как и маленького хобгоблина, бравшего меня испугом, холодными камерами и лютыми сокамерниками. Клоуны, блядь. Значит не их смена. Значит сейчас, меня будут трусить как ординарного подозрительного типа, но не как рецидивиста.
- К уголовной ответственности привлекался? Проблемы с законом были?
- Нет, - раздраженно соврал я опять.
В то время, пока воскресший Миронов пытался найти в моих карманах кило героина и ядерную бомбу, вошел его коллега, выводя треском связки ключей по прутьям обезьянника двух моих друзей по несчастью из мрачного оцепенения. Один из них сидел, обреченно втыкая в скудные и убогие элементы интерьера ментовской берлоги. Второй постоянно метался взад-перед, безуспешно пытаясь походить на загнанного в клетку молодого льва.
- Ну что сынки, - ласково сказал вновь пришедший – попали, блядь? Нахуя курите эту хуйню?
- Мне похуй, - впился в прутья метавшийся доселе живчик, - похуй, понятно? Я себе покурю и никому ничего плохого не делаю. Мне так лучше!
«Долбоебы. Мрачные долбоебы», подумалось мне и до боли в желваках захотелось не оказаться сейчас с той стороны решки по соседству с двумя этими быками .
Между тем мент добрался до нагрудных карманов и не обнаружив в них ничего подозрительного приложил ладонь к левому, закатив глаза и сверяя мое сердцебиение со своим внутренним ментовским стремометром. Я же изо всех сил попытался успокоиться и подумать о чем то приятном, впрочем безуспешно, потому что на образ зеленых карпатских лугов постоянно накладывался негатив решетки, перерезавшей картинку здания вокзала на ровные полоски и периферийные силуэты плененных долбоебов.
- Ану снимай трусы, - приказал питбуль, настороженый результатами обследования.
Я не стал с ним спорить и с явным удовлетворением продемонстрировал пидору свирепые дедушкины гены. «Окажи ему всякие почести, сынок. Возьми его нежно губами» повторял я про себя, пока к актеру жанра экшн, втупившемуся в мой пах медленно приходило осознание того, что он безнадежно сбился со следа.
- Колющие, режущие наркотические, - почти без надежды в голосе повторил он волшебную фразу.
- Да нет же, - с выражением сказал я, скорчив страдальческую мину «почему вы меня мучаете – я просто мимо проходил».
- А почему тогда так волнуешся? – сделал последний вялый выпад мент.
- Я не волнуюсь вот с поезда бегу на работу запыхался – выдохнул я с театральной дрожью в голосе и кивнул на зачехленный костюм и подправив мимику стал окончательно похож на жалкого терпилу.
В глазках-бусинках мента внезапно полностью погас азарт преследования, отчего он из свирепого боевого пса превратился тут же, в дешевую плешивую китайскую подъебку, в которой сели батарейки.
- Прошу прощения, Вы можете идти – внезапно перейдя на «Вы» бесцветным голосом констатировала подъебка, которую раскусили.
Я не ответил ему ничего - оберштандартенфюрер СС по прозвищу мамант с говном не разговаривает. Схватив сумку Lotto и чехол с костюмом я направился к выходу, подмигнув на прощание двум страдальцам в обезьяннике, на что тот, кто пободрее яростно впился в решетку короткими колхозными пальцами, а второй, страдалец, еще больше стал походить на Христа – он только что стоически принял на себя мой грех.
Выходя из мусарской берлоги, я уловил взгляд тетки, пропускающей пенсионеров через турникет.
-Пропустите меня пожалуйста, у меня только что в милиции все деньги забрали, - использовал я остатки дрожи в голосе.
Тетка понимающе кивнула и отошла от турникета.
Так я и ворвался в прохладу киевского метрополитена, унося с собой бесцветные и солодковатые семь лет тюремного заключения с конфискацией в одной руке и салатовые, с запахом пота и секса, три года в другой.